Броуз поджал губы.
— Беру свои слова обратно. Невозможно — вот самое подходящее слово.
— Вы бы очень помогли мне, если бы достали список ядов, которые нельзя идентифицировать.
— Если вы не можете их идентифицировать, то вы не докажете, что они применялись, — сказал Броуз.
— А что, такие яды действительно существуют? — подняла брови Аннабель.
— Если бы существовали, — сказал Броуз, — заметь, Аннабель, я не утверждаю, а лишь предполагаю, то и тогда я бы не сказал, что они известны всем подряд. Единственное, что я могу сказать, — любой яд трудно обнаружить и идентифицировать, особенно если вы не знаете, что конкретно ищете.
— Кен тоже так говорит, — согласился я.
— Он прав. — Броуз поднялся. — Желаю вам удачи. Если что всплывет о Винне Лизе, не сочтите за труд, сообщите мне. — Он задумался и изменил свое решение. — Нет, я, наверно, в ближайшие дни сам выберусь в Челтенхем. На этот раз не столько по поводу скачек, сколько проверить кое-какие предположения.
— Ужас, — сказал я, но был очень доволен.
— Свяжитесь с Аннабель, может, я завтра откопаю что-нибудь в своей записной книжке.
Он потрепал Аннабель по ее кудряшкам, дружески кивнул мне и ушел нагонять страх на нарушителей закона.
Аннабель сгребла свои фишки в кучу, сказав, что хочет их приумножить. Мы нашли стол со свободными местами и играли еще примерно с час. Закончилось это тем, что ее фишки опять удвоились, а я потерял все, что у меня оставалось.
— Ты играл слишком рискованно, — сказала она, сгребая чуть ли не полтонны фишек. — Нужно было слушать Броуза.
В кассе она обменяла фишки на деньги.
— Я имел право получить удовольствие за свои деньги.
Она наклонила голову.
— Звучит как эпитафия.
— Я так и думал, — улыбаясь, сказал я.
Мы покинули этот мир и вышли наружу, где жульничество было не игрой, а суровой реальностью. На такси (которое, кстати, заказала Аннабель) мы подъехали к ее дому в Фулхеме. Машина остановилась, мы вышли, а водитель покорно ждал, чтобы отвезти меня на шоссе М40.
Она поблагодарила меня за обед, а я ее — за Броуза.
— Я тебе позвоню.
— Конечно.
Несколько секунд мы стояли на тротуаре. Я поцеловал ее в щеку, и мне показалось, что она одобрительно кивнула.
— Желаю удачи во всем, — сказала она. — Похоже, у тебя с твоими ветеринарами одна надежда на чудо.
— Да, если б вдруг свершилось чудо.
Но вместо чуда нас ждал кошмар.
На подушке лежала записка от Викки: «Кен просит вас приехать в больницу завтра к девяти утра».
Я застонал — было уже далеко за полночь. Я завел будильник, залез под цветастое пуховое одеяло и уснул как убитый.
Мне снились умирающие лошади, и даже во сне я чувствовал, что виноват в их смерти.
Проснувшись, я с облегчением понял, что это всего лишь сон, но осталось какое-то странное ощущение тяжести. В больницу я приехал совсем разбитым.
На первый взгляд казалось, что все нормально. Небольшую мрачность привнесла облачная погода. В вагончике проходил обычный прием кошек и собак. Люси вышла из клиники и приветственно помахала мне рукой. Я вошел через заднюю дверь и увидел, что Кен сидит в офисе. Он был бледен от злости.
— Что случилось? — спросил я.
— На этой неделе отменили три операции.
И все три — дыхательный тракт. Нам нужны деньги, чтобы больница работала. Все уже прослышали о кобыле, и началась паника. Я здесь просидел до трех часов утра, карауля вчерашнего пациента, затем меня сменил Скотт. Он пообещал, что спать не будет. Я вернулся десять минут назад, и что ты думаешь? Скотта нет. Он уже куда-то улизнул позавтракать. Но я же не виноват, что у нас сломалась кофеварка.
— И как себя чувствуют пациенты?
— Хорошо, но не в этом дело, — неохотно ответил он.
— Не в этом, — согласился я. — Когда начнется вскрытие?
Он посмотрел на часы.
— Кэри сказал, что в десять. Все-таки мне лучше присутствовать там. Кэри вызвал одного парня из Глостера, а он, скажу тебе, не хирург, а мясник. Я бы его никогда не пригласил. Мне придется следить, чтобы он ничего не напортачил. — В его голосе послышалось раздражение. — Я хотел тебя попросить, чтобы ты закончил все эти письма в фармацевтические компании и сегодня же их отправил. Я всю ночь их писал. — Он достал папку и вытащил из нее кипу бумаги. — В компьютере я нашел названия и адреса некоторых фирм — поставщиков лекарств, за исключением той, чей курьер приходил вчера. Им письмо я уже отправил. Текст писем везде одинаков, я сделал копии на нашем ксероксе. Слава Богу, что хоть он еще работает. Копий хватит на все фирмы, какие я только мог вспомнить.
Он подтолкнул их мне через стол вместе с листком бумаги, на котором были записаны названия и адреса.
— Пока меня не будет, напечатай, пожалуйста, адреса компаний вверху каждого письма и на конвертах тоже. Я понимаю, что это все ужасно скучно, но ведь ты сам предложил.
— М-м-м… ладно, — согласился я.
— Большое спасибо.
— У меня есть другое предложение, — сказал я. Он застонал.
— Возьми образцы тканей у мертвого жеребенка. Они нужны для теста на установление отцовства.
Он вытаращился на меня, ничегошеньки не понимая. Я рассказал ему версию Броуза.
— Чтобы получить страховку, нужно убить кобылу. В первый раз ты спас ей жизнь и доставил кое-кому массу неудобств. Поэтому пришлось попробовать еще раз. Если Броуз прав, то он, она, или они не могли допустить появления жеребенка на свет. Смерть должна была этому помешать. Вполне возможно, они даже не знали точно, когда родится жеребенок, и им пришлось поторопиться.